Вампиры [Vampire$] (ЛП) - Стикли Джон

— Вот так, черт возьми! Двигай! Поехали!

И она заколебалась, но только на секунду. Затем она подтолкнула Блейзер на первой передаче и отъехала от бордюра и доехав до первого светофора, повернула направо на улице с односторонним движением и затем снова направо, прежде, чем Феликс понял, что они опять возвращаются к фасаду проклятого отеля!

— Э-э… э-э… — он пытался сказать. Но было слишком поздно. Она уже развернулась, и фасад отеля оказался перед ними с растущей на улице толпой.

— Двигай! — заорал он. — Быстрее! Быстрее! Не останавливайся!

Она едва взглянула на него, прежде чем повиноваться, еще сильнее даванув ногой на газ и прорываясь мимо бледных, с открытыми ртами лиц и объезжая случайно остановившиеся машины, и затем они проскочили мимо всего этого.

Но не раньше, чем Феликс воспользовался шансом увидеть это.

Одно тело. Одна окровавленная изломанная фигура.

Адам.

Но их было трое! Он видел троих! Что он хотел сделать с мертвым телом Джека?

Что?

Глава 30

Было бы так просто, если бы самолет в Рим улетел на следующий день.

Но были бумаги и официальные документы и нервотрепка и единственное, что их спасло, был Ватикан, являющийся суверенным государством, способным выдавать свои паспорта. Даже при том, что придется подождать три дня.

Три дня ожидания и размышлений и скорби.

И еще больше размышлений.

Кот соображал быстро. В первый же день, когда они собрались в люксе и выбирали, что им заказать поесть, он вдруг робко посмотрел на Феликса снизу вверх и сказал, — Спасибо, Феликс.

Это означало спасибо за то, что спас меня? Спасибо за то, что помог с Джеком? Спасибо, что не позволил мне броситься вниз? Все вместе?

Феликс смотрел на него и не знал. Поэтому он только пожал плечами. Ничего больше. Потому, что он не был уверен, вспоминая, сумел ли он сделать все правильно.

Так странно.

Всякий раз, когда он думал о том, что он сделал — поднявшись на эту кровавую террасу — его начинала бить нервная дрожь. Он покрывался гусиной кожей и у него на руках вставали волосы и он… пугался!

Но затем, всякий раз, когда он думал о самодовольной улыбке божка…

Затем его охватывал гнев. И желание надрать кому-то задницу было настолько сильным!

Но в основном, он был напуган. Смертельно напуган.

Потому, что они все еще там. Все еще хотят их. Все еще знают, кто они и все еще охотятся на них. Он знал это. Он чувствовал это.

И то же чувствовали оба остальных. Он видел это в их глазах в их позах и в том, как они вскакивали всякий раз, когда за дверью люкса раздавался звонок лифта.

Феликсу наконец-то удалось призвать их к порядку после этой первой ночи. Это помогло некоторым. Но на самом деле ничего не решило. Их все еще можно было найти. Феликс все еще может умереть. Или он может все еще надрать кому-то задницу.

Ты рехнулся, сказал он самому себе.

И потом были расспросы Даветт. И душ.

Кот не сказал ни слова от Адольфуса до их отеля. Когда он добрался до их люкса, он направился прямиком к мини-бару в углу и попытался опустошить его досуха и преуспел в этом чертовом деле. За час он оказался в полном коматозе и Даветт помогла Феликсу оттащить его в одну из двух спален.

И после, Феликс постоял над ним несколько мрачных секунд, наблюдая за ним, засыпающим и начавшим дергаться в своих кошмарах.

— Извини за твою семью, дружище, — прошептал Феликс наконец.

Даветт ждала его на диване в гостиной. Она погладила место рядом с собой и промолвила, — Расскажи мне.

Только тогда он понял, что она даже не знает, что произошло.

Хорошая девочка, подумал он.

Затем он подумал, я никогда не был таким терпеливым.

Он уселся рядом с ней на диване, взял выпивку, которую она приготовила для него и рассказал ей.

Это казалось таким долгим, почему-то. Потому, что это было так печально и ужасно и потому, что он не знал, насколько рассказывать ей о своем безумном поведении и ему не очень хотелось думать об этом самому.

И потому, что его внезапно охватила такая проклятая усталость. Он ни разу не посмотрел на нее, пока рассказывал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она придвинулась к нему поближе, пока он рассказывал. Не цепляясь. Просто нежно. Он услышал, как она плачет к концу рассказа. Почувствовал это. Он встал, чтобы налить себе еще. Может быть он присел чуть ближе, когда вернулся.

Когда он закончил, было очень тихо. Их осталось только трое и только двое не спят и одиноки и в ночи бродят преследователи. В комнате был большой телевизор, за открытыми дверями шкафа и пульт дистанционного управления под рукой и было так тихо — он протянул руку и нажал на него.

Какое-то кино. Какая-то глупая комедия. Грубый фарс и падения на задницу и ничего даже отдаленно серьезного и через десять минут главный герой сделал какую-то бессмыслицу и его руку защемило в ящике или что-то в этом роде…

И они посмеялись.

Не громко. Без напряжения. Но достаточно.

Он повернулся и посмотрел на нее в первый раз и она была очаровательна и улыбалась.

Тогда он попытался скрыть свое смущение, отвернувшись к экрану.

Затем они посмеялись еще. Не потому, что это было смешно. Может потому, что это было не смешно. Это было глупо и бессмысленно и так… легко. Так глупо и безопасно. И они смеялись. И они придвигались друг к другу все ближе и ближе и когда фильм наконец закончился, Феликс обнял ее за плечо и он повернулся к ней и понял, что от него разит и требуется ванна.

Она уже вставала.

— Мне нужно в душ, — сказала она ему, довольно застенчиво. Он усмехнулся.

— Мне, тоже.

— O! — откликнулась она. — Хочешь пойти первым?

— Нет. Я могу воспользоваться другим.

— Но Кот уснул.

— Да уж. Ладно, я подожду.

— Ты уверен?

— Да уж. Ступай.

— В самом деле?

И он взглянул на нее и они снова рассмеялись.

— O'кей, — промолвила она. — Я только на минуточку.

— Не торопись, — отозвался он ей вслед.

И именно это имелось в виду. Потому, что он испугался опять.

Он оставался испуганным, все время, пока слушал как текла вода и его сердце колотилось, потому, что он знал…

Он знал…

Он знал, что у него ничего не получится.

Он не знал, почему. Еще нет. Не понятно. Он только знал, что это так. И что это несправедливо.

— O'кей! — весело позвала она. — Твой ход!

Он допил выпивку в один глоток и поднялся и затянулся и выпустил дым. Затем он вошел в спальню.

Совершенна, невероятно прекрасна. Расчесывающая свои волосы в тускло освещенной спальне, свет из ванны мягко освещает ее спину и обнаженные плечи аккуратно обернутые в огромное, чистое, белое полотенце и он не порицал ее за это. На первый взгляд они оба, богатые и сильные и нуждающиеся друг в друге. Что в том, что она делает, не так. Просто еще больнее.

Он кое-как прошел мимо нее и окунулся в яркий свет ванной. Ему даже удалось закрыть за собой дверь не хлопнув ею. Он сбросил свою одежду и погрузился в огромную заполненную ванну, хранящую ее запах и омоющую его, но этот запах не исчезнет.

Почему я не могу ее взять? Почему я чувствую, что не могу?

Почему я чувствую, что не могу пока?

Что, черт возьми, мне еще нужно сделать?

Конечно, они все еще там и, да, они все еще кусают людей. Но это не моя вина! Христе! Я сражался и сражался и все остальные были мертвы. Они убили всех остальных. Я должен чувствовать себя недостойным, потому, что они не добрались до меня пока? Что за любопытная самурайская херня происходит здесь? Это болезнь или что? Синдром Самурайской Херни Джека Кроу?

Это нечестно!

Я больше не желаю надирать ничьих задниц. Я боюсь, черт побери! Это несправедливо, чувствовать, что я должен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Чувствовать, насколько я должен.

Я не хочу, чтобы этот проклятый факел перешел ко мне. Этот факел губит людей. Он губит всех.

— Я не верю в это дерьмо! — громко закричал он в каскад льющейся воды.